возможность, направить меня для специальной подготовки” [12]. Надо ли говорить, что рассчитывать на то, что кто-либо откликнется на подобного рода предложение, было безумием.

Конечно, самым неприятным по месту службы был климат (вообще нет солнца зимой и слишком много света летом); однако на солнце список бытовых неудобств не заканчивался. Несколько месяцев Гагарин, есть свидетельство, прожил вместе с двумя сослуживцами в маленькой комнате на двоих – и поскольку кроватей не хватало, им пришлось сдвинуть две кровати и спать втроем поперек них (об этом рассказал Л. Обуховой С. Казаков [13]). Мы упоминаем об этом не для того, чтобы разжалобить читателя (в конце концов, Гагарин был офицер и выбрал себе эту карьеру добровольно) или намекнуть на гомосексуальный менаж-а-труа – нет, это все чушь; важно то, что такого рода быт определяет сознание: коллективистское. К концу жизни Гагарин придет к выводу, что это очень важная психологическая особенность; в своей книге “Психология и космос” он замечает, что в СССР “формировать экипажи для длительных космических полетов несравненно легче, чем в капиталистических государствах. Советские люди – коллективисты по своему духу” [22].

Все эти Дергуновы, Злобины, Казаковы были настоящими друзьями, и коллектив тоже был настоящий, с очень понятными общими проблемами и задачами, ничего выморочного и виртуального. “Главное, что отличало этот гарнизон от «асфальтированных», – дух товарищества воинов, чувство сплоченности, единой семьи, долга и ощущение собственной значимости. Каждый знал, что он стоит на страже рубежей Родины. «Не ныть вопреки трудностям» – таков девиз всех” [14]. Это была жизнь, за которую постоянно можно было себя уважать; идеальный климат для существа рахметовского типа, склонного прибегать к радикальным самоограничениям, чтобы протестировать свои возможности в качестве потенциального гражданина общества будущего.

Как и во всяком оторванном от Большой земли коллективе, здесь возникают своя субкультура, свой отчасти идиолект, свои дурацкие шутки. В мемуарах Семена Казакова, служившего с Гагариным на Севере и затем часто встречавшегося с ним в Гжатске, есть такой эпизод: Гагарин, только что прокативший друга на новенькой французской “матре” со скоростью 190 км/час, спрашивает его: “«Ну как?» – «Пятьсот». Юрий Алексеевич схватился за живот и, буквально сотрясаемый смехом, покатился по траве… В этой ситуации он явно не ожидал такого ответа. В гарнизоне, где мы жили, был один добросовестный и очень исполнительный штабной работник, которого, однако, все звали не иначе как «начальник паники»: была у него какая-то суетливость в характере, всегда случалось что-то экстренное, чрезвычайное, хотя на самом деле ничего особенного никогда не происходило. И поэтому он попадал иногда в смешное положение, а потом делал вид, что это так и нужно, и вот этот «начальник паники» во время полетов подошел к технику, который готовил самолет к очередному вылету, и спросил: «Ну как?» Техник, скрывая улыбку, ответил: «Пятьсот». – «Что такое ‘пятьсот’?» – «A что такое ‘ну как’?» С тех пор гарнизонные остряки на подобные вопросы всегда отвечали «пятьсот», и каждый вкладывал в этот ответ свой смысл” [15].

Гарнизон располагался на бывших монастырских землях, но монастырем не был: здесь жили чужие жены, женщины, работавшие в общепите, библиотекари, медсестры. Ни одна из этих прекрасных дам не вошла ни в какую известную нам историю. Впрочем, в Музее ВВС Северного флота в Сафронове демонстрируется фотография: “Ю. Гагарин – дежурный по летной столовой в пос. Луостари”. Тут же приводится и “история снимка”: “В декабре 1958 года в столовую с фотоаппаратом пришел штурман эскадрильи Игорь Кириллов. Работницы попросили их сфотографировать. В компанию напросился Юрий Гагарин. Кириллов разрешил со словами: «Ладно, становись, салага, только фото не испорть»”. На фотографии изображен Гагарин в каком-то рабочем, что ли, халате в окружении шести женщин, из которых три выглядят довольно молодо. Группировка персонажей на снимке напоминает композиции, в которых обычно снимался основатель журнала “Playboy” Х. Хефнер – только вот халат на Гагарине совсем не флоридского покроя, да и женщины одеты таким образом, что понятно – снимаются они не на фоне бассейна, за стенкой – Северный Ледовитый океан.

В августе 1958 года к мужу приехала Валентина – и им отвела комнатку у себя в доме местная учительница; затем они переехали в выделенную им начальством гарнизона свою, с отдельным входом. В Сафронове, в Музее ВВС, есть “Дом, где жил Гагарин” – в смысле тот, где поселился уже с женой; это финского типа небольшой коттедж на две семьи; внутри – экспозиция: кухня с печкой, дровяник/туалет, гостиная – радиола, тумбочка с тюлевым покрывалом, настенный коврик с оленями; обстановка реконструирована по фотографиям.

Может быть, по искреннему порыву, может быть, от скуки, может быть, от этого было не отвертеться, может быть, для того, чтобы получить пространство для карьерного маневра, – Гагарин заканчивает в Луостари Университет марксизма-ленинизма и подает заявление о вступлении в партию. Представление о характере вовлеченности Гагарина в работу идеологических органов дает “План работы комсомольского комитета полка за 1959 год” [16]. “Вот первое задание, которое комитет комсомола поручил Гагарину: провести комсомольско-молодежный вечер на тему «Мы к коммунизму держим путь» 25 января 1959 года. В феврале он проводит беседу с личным составом своей третьей эскадрильи: «Карта Родины в семилетнем плане развития народного хозяйства СССР». В марте Юрий организует вечер вопросов и ответов по материалам 21 съезда КПСС. Последнее комсомольское поручение: Гагарин проводит ленинское чтение по теме: «Речь Ленина на заседании Моссовета рабочих и крестьянских депутатов 6 марта 1920 года»” (рутинная и довольно беззубая, надо сказать, – по ленинским меркам – речь, в которой оратор предостерегает поляков от военной авантюры, клеймит мелкобуржуазных сибирских крестьян и подмосковных огородников-спекулянтов; видимо, текст был выбран Гагариным для анализа как аналог четьи-минейного, подходящий к календарной дате 6 марта). Чтобы офицеры, особенно не летающие в зимних условиях, не разбалтывались, командиры придумывали им задания и развлечения. Помимо спорта (ежеутренняя зарядка с последующим обтиранием снегом) молодым офицерам предписывалось дежурить в столовой, изготавливать стенгазеты, не возбранялось ходить в кино, на танцплощадку и участвовать в художественной самодеятельности. Гагарин пел в хоровом кружке в Доме офицеров – “в хоре, который не раз занимал призовые места на Флотских смотрах” [17].

Чтобы не опускаться до описания рыбалки и походов в лес за морошкой, голубикой и грибами, передадим слово Тому Вулфу[20] – которому принадлежит, по-видимому, лучшее из имеющихся описаний повседневной жизни Гагарина и его сослуживцев. В конце концов, контингент, из которого набирались будущие космонавты, был более-менее одним и тем же в СССР и США, а определенной разницей в имущественном положении американского и русского летчиков можно пренебречь:

“Каждый вечер… <…> военные летчики собирались в офицерских клубах и ревностно нарезали нужную вещь на правильные дольки, чтобы о ней можно было поговорить. Была ли на свете более захватывающая тема для разговоров? Беседы начинались за пивом, потом парни делали перерыв